Нерадивая дочь - Лариса Джейкман
Чтобы окончательно их не разочаровать и не отпугнуть от магазина, им предлагались небольшие скидки на последующую покупку, если сейчас они все же приобретут что-то из имеющегося ассортимента.
На такую сделку капризные дамочки шли охотно, приобретали какую-нибудь мелочь типа шарфика или блузочки, цена которых тоже зашкаливала за все мыслимые пределы с точки зрения рядового покупателя обычного универмага, и отправлялись домой с просьбой сообщить им о поступлении нового товара СМС сообщением.
Ажиотаж начался тогда, когда новая коллекция наконец появилась в бутике и заполонила своей новомодной броской красотой все его пространство. Опять прошла широкая реклама, появились новые стенды, и модницы заспешили за покупками. Татьяна была предельно занята, ей хотелось работать без устали и как можно позже появляться дома.
Там ее ждали упреки, недовольства, несъеденный обед и какие-то покупки из близлежащего магазина, типа докторской колбасы, творожных сырков и всевозможных булочек.
Мама принципиально питалась всухомятку, чай она не любила, а сварить «нормальный кофе» у нее не было возможности на этой «дьявольской» плите.
– Растворимый я не пью, ты прекрасно знаешь! – выговаривала она Татьяне, поэтому первое, что ей приходилось делать, придя с работы, это варить для мамы кофе.
Затем они ужинали. Иногда Татьяна хитрила, покупала еду в ресторане недалеко от ее магазина, незаметно все это разогревала в духовке или прямо на плите и кормила маму.
Та особо не жаловалась, но ела почти всегда без аппетита, так как колбаса и сырки с булочками в течение дня его основательно портили.
Помимо работы и заботе о маме шла усиленная подготовка к свадьбе, чем занимался в основном Максим. Платье Татьяна себе уже выбрала, оно прибыло с последней коллекцией, и она была почти уверенна в том, что Франко специально сшил, а точнее даже сказать изготовил его именно для нее. Сидело платье идеально и было настолько сдержанно красивым, утонченно изящным и элегантным, что все дались диву, когда она его примерила.
– Татьяна Георгиевна, это шедевр, уникально, потрясающе, – говорили ее сотрудницы наперебой, а Изольда многозначительно добавила:
– Эта такая изысканная красота, что никакими словами и эпитетами не описать. Высший пилотаж. Франко в своем репертуаре.
Ее счастливый день приближался довольно стремительно. Все было организовано и заказано, ресторан, парикмахер, визажист. Не было только одного: приподнятого настроения. Конечно, Татьяна была счастлива в глубине души, вот как только мама переживет все это торжество? Хотя рядом с ней будут Эдик с Ликой, уже легче.
Но дома по вечерам Татьяне становилось все труднее и труднее. Однажды, когда Максим поужинал с ними и, как всегда, уехал домой, Елизавета Тимофеевна вдруг сказала дочери:
– А у него ведь другая женщина есть. Вот вы говорили мне про свадьбу сегодня, а ты не подумала о том, что он обманывает тебя?
– Мама, ну что ты! Какая другая женщина, он постоянно со мной, во всем нам помогает. Это же Максим, он не способен на обман.
– Ой ли! Я не хотела тебе говорить, но раз уж вы сообщили мне о свадьбе, то знай, у него есть другая. Он ко мне с ней в больницу приезжал. И не раз.
– Так, все понятно. Это я уже слышала, и тоже не раз. Давай-ка спатеньки. Сейчас примем успокоительное, и ложись. Не надо тебе нервничать лишний раз. Другая женщина была и сплыла, а мы остались. Пойдем.
Татьяна разговаривала с мамой, как с ребенком. По-другому не получалось. Если начинать оспаривать все ее бредни, то дело может дойти до слез и обид, а тогда уже выправить ситуацию будет ой как сложно, во всяком случае сразу. К утру мама, как правило, забывала о споре и слезах, и снова становилась самой собой. Но вечером могла разыграться любая другая сцена, и каждый раз ты оказываешься совершенно к ней не готов.
21. Свадьба, счастье и горести
Весь мир в очередной раз рухнул под ногами прямо накануне свадьбы. До этого момента все шло более-менее нормально. Мама, конечно, ворчала, все забывала, переспрашивала по десять раз. Но это было еще терпимо.
Однажды ночью Татьяну разбудил звонок в дверь. Она подскочила с постели и, выбежав в прихожую, увидела консьержку с мамой за руку. На маме была пижама, поверх которой был надет плащ, на ногах домашние тапочки.
– Вы чего же дверь-то не закрываете как следует, Татьяна Георгиевна? Мама ваша по двору бродила. Я и не заметила, как она из подъезда вышла. Через окошко и увидала ее случайно. А дверь вашу она нараспашку открытой оставила.
Татьяна поблагодарила заботливую женщину и увела маму в спальню, плотно заперев при этом дверь.
После этого случая, о котором мама наутро и не вспомнила, пришлось нанять сиделку. Она приходила утром, но в семь вечера ее рабочий день заканчивался, поэтому кому-то приходилось спешить домой после работы, либо Татьяна уходила раньше, либо Максим.
За два дня до свадьбы прибыли родители жениха. И в тот же день ей позвонил Эдик.
– Мы с Ликой уже в Москве, остановились в гостинице. Когда нам подъехать к вам?
Таня несказанно обрадовалась приезду брата, так как вечером была назначена встреча и знакомство с родителями Максима. Все это Татьяна быстро сообщила Эдуарду и пригласила их с собой.
– Встречаемся в ресторане, – сказала она и засобиралась домой.
До закрытия магазина оставалось еще несколько часов, но это уже не имело большого значения. Все полномочия до конца недели были переданы Изольде, а у Татьяны намечался длинный выходной, или короткий отпуск, во время которого должно произойти наконец ее долгожданное бракосочетание.
Перед самым уходом Изольда вдруг попросила ее задержаться на пару минут и, потупив взор, спросила:
– Господин Грюони все-таки не приедет? Ничего он вам не сообщал?
– Нет, не приедет. А почему ты спрашиваешь? Ты хотела бы его увидеть?
– Да, мы с ним договорились встретиться в его следующий приезд, но он сломал ногу, как вы знаете.
– Понятно. Нет, Изольда, он своего решения не поменял. Извини.
А с Франко случилась большая неприятность. Страшный любитель игры в гольф он был все-таки дилетантом, поздно начал, как следует не освоил и в один прекрасный день получил травму. Как раз за неделю до предполагаемого вылета в Россию.
Нога страшно распухла, в голени образовалась трещина, наложили гипс, поэтому о поездке не могло быть и речи. Он прислал Татьяне и Максиму свое фото, на котором он, опираясь на палочку, стоит с забинтованной ногой и с кислой физиономией.
«Очень прошу меня простить, но я не в форме. Мысленно с вами, желаю счастья. Франко Грюони», – так было написано под фотографией. И Изольда тоже была, оказывается, осведомлена об этом.
«Ловелас», – отметила про себя Татьяна и выкинула эту проблему из головы, и без нее хватало с лихвой.
Подъехав к дому чуть раньше, чем предполагалось, она вошла в квартиру и поняла, что Максим уже с мамой. Не успев сообщить им о своем приходе, она на минуточку задержалась в прихожей, как вдруг услышала их разговор.
– У меня еще сыночек был, Ленечка. Но он умер. Они с Эдиком двойняшки, Эдик родился первым, а Ленечка не успел. Обмотался пуповинкой весь, пока врачи его вытаскивали, он уж и задохнулся.
– Как же так? А Таня? – спросил удивленный Максим.
– А Таня мне не родная, нет. Я удочерила ее, так уж вышло. С горя думала она мне Ленечку заменит, да разве чужую дочь с родным сыном сравнить, да еще такую непутевую? Не получилось у меня материнской любви к ней. Настрадалась я.
– А Эдуард знает об этом? – вновь голос Максима. Чувствовалось, что он удивлен и ошеломлен. Его посвятили в тайну, о которой, пожалуй, никто больше и не догадывается.
– Не-е-ет, что ты! Ни Татьяна, ни Эдичка не посвящены в это. Зачем? Это моя жизнь, моя трагедия.
